Семейная реликвия рода Апраксиных

А эти идеи исходили от самого Петра Великого, который именно на переломе веков, в 1699 году, начал осуществлять свою знаменитую денежную реформу — основу будущих преобразований.

Тянуть с реформой было нельзя, но и спешить, памятуя о недавних «медных бунтах», — крайне опасно. А состояние денежного обращения в это время было таково, что ни о каких амбициозных планах выведения России в число ведущих европейских держав (о чем Петр мечтал после личного знакомства с жизнью и бытом наиболее развитых европейских государств) не могло быть и речи. Разумеется, амбиции Петра были его личным делом. Но за ними стояла экономическая реальность, касавшаяся всех. А технической основой экономики являются деньги. В то время основная денежная масса состояла из изготовляемых по допотопной технологии ручной чеканки серебряных копеек, которые были столь малы и неказисты, что сам царь называл их «вошами». Да, качество и вид монеты — это только техническая сторона торгового процесса. Но техническое неудобство существовавших денег превратилось в политический тормоз, резко замедлявший динамику реформ.

Конечно, за этой неказистой технологией были века традиционного быта, знаменитой русской «особости», но, если не сделать решительного рывка по направлению к западному миру, можно было не просто отстать, а отстать навсегда.

Разумеется, один Петр ничего сделать не смог бы. Только совместно с энергичными и умными соратниками, «сплоченной командой менеджеров», как сказали бы сегодня, с «птенцами гнезда Петрова» по определению Пушкина, эта сложнейшая задача — сохранение России как значимого исторического персонажа — была решена.

И одним из виднейших сподвижников Петра был в это время Матвей Федорович Апраксин — первый владелец нашего червонца.



Новый монетный двор

Матвей Федорович происходил из рода, только в Смутное время выделившегося из дьяческой среды и к середине XVII века ставшего московским дворянским. Судьба распорядилась так, что Матвей Федорович оказался в «ближнем кругу» Петра еще до того, как тот стал истинным самодержцем. Они пережили вместе смертельно опасные времена соперничества Петра и Софьи (Апраксин даже включался Федором Шакловитым — фаворитом царевны — в списки лиц, которые должны были быть уничтожены после воцарения Софьи). Он построил в Архангельске первый петровский морской корабль, и он в 1700 году был назначен первым главой нового петровского учреждения — Адмиралтейского приказа. Приказ отвечал за строительство и обеспечение флота, для чего в первую очередь были нужны деньги! Входя в ближайший круг Петра, Матвей Федорович, разумеется, знал о том, что готовится денежная реформа и что для ее проведения тоже нужны деньги! Нужно было переоснащать старые и строить новые монетные дворы. И Апраксин, размышляя о том, как же быть, пошел по «нестандартному пути» — не стал жадничать. Он решил: сегодня я помогу финансистам, а завтра — они помогут мне. Матвей Федорович предложил использовать часть своих, «корабельных» бюджетных средств для организации нового монетного двора в Москве. Царь одобрил такое начинание и поручил его осуществление автору идеи. Так Матвей Федорович стал управляющим новым московским Кадашевским монетным двором.

Двор называли еще и Адмиралтейским, и Военно-морским — его помещения принадлежали Адмиралтейскому приказу, да и руководство было одно. За первый год своего начальствования в новой должности Матвей Федорович не только освоил тонкости монетной чеканки, но и «заразился» новомодной болезнью — стал нумизматом.

Послушав рассказы Петра и своего младшего брата Андрея о посещении знаменитых монетных дворов Европы, о виденных там чудесах монетного искусства, Матвей Федорович обещал, что и у него в Кадашах будет чем похвастать даже и перед Европой. На Кремлевском монетном дворе, который являлся «технической и кадровой базой» нового производства, он уже присматривался к возможным экспонатам будущей своей «куншткамеры в Кадашах».

У кремлевцев обнаружились любопытные экземпляры монетной продукции. Так, среди некоторых других редкостей (среди которых был и золотой Бориса Годунова!) Матвей Федорович забрал к себе в Кадаши три разновидности севского чеха — первой российской серебряной монеты машинного чекана, которые попали в Москву из Севска, когда там московские чеканщики налаживали производство этой монеты по приказу царевны Софьи в 1686 году. Понятно, что хвастаться находкой перед Петром Матвей Федорович не стал, но монеты сохранил — «для назидания потомства».



Первые червонцы

Поэтому, когда в 1701 году было решено выпустить первые золотые монеты регулярного обращения, вопроса о том, где их чеканить, и не возникло — разумеется, в Кадашах, у Матвея Федоровича! Дело было новым и сложным, а потому чекан удалось наладить только к концу года, и новых червонцев успели отчеканить только 118 штук. И их первым владельцем стал, разумеется, Матвей Федорович. Естественно, что первыми же червонцами была выплачена зарплата «арьер-адмиралу» Петру Михайлову (так в бумагах монетного двора именовался Петр I). Увидев у царя новые монеты, кто-то сказал, что они, дескать, не совсем хороши — русские буквы в Европе не поймут и доверия к червонцу не будет. На что Петр спокойно ответил: а то и хорошо, деньги нам сейчас в России нужны! (Тут необходимо отметить, что позже на петровских червонцах появилась-таки латынь. Консервативная Европа оказалась притягательной для русской знати. А будучи за границей, как было славно щегольнуть «русским дукатом» где-нибудь в Амстердаме!) 118 штук — совсем немного. А 300 лет — срок немалый. Проследить за судьбой каждой монеты было бы просто невозможно, но этот червонец не исчез в водоворотах истории. Его коллекционная жизнь только начиналась в собрании М.Ф.Апраксина. Самому Матвею Федоровичу судьба еще принесла множество испытаний и наград.

Для нумизматов хотелось бы отметить, что победа русского флота у мыса Гангут, которой посвящен выпущенный в 1914 году последний из памятных рублей Российской империи, была достигнута под руководством именно генерал-адмирала М.Ф.Апраксина. Но описание всех перипетий этой яркой жизни выходит за рамки настоящей статьи. Умер М.Ф.Апраксин 21 ноября 1728 года бездетным, поскольку после смерти жены, Домны Богдановны, с 1702 года оставался вдовцом. А все его состояние досталось младшему брату Андрею. Похоронили Матвея Федоровича в Златоустовском монастыре.

Сегодня от Кадашевского монетного двора остались — в буквальном смысле слова! — одни воспоминания, запечатленные в московской топонимике: «Старомонетный переулок».



Собрание редкостей

Андрей Федорович, будучи всего на два года младше Матвея, также входил в «ближний круг» Петра — был и его стольником, и спальником, получил прозвище Бесящий как член шутовской коллегии кардиналов при Петре I и даже путешествовал вместе с царем, входя в 1697–1698 гг. в состав «Великого посольства». Так что он прекрасно понимал значение той части наследства брата, где хранились и золотой Бориса Годунова, и севские чехи, и, разумеется, наш герой — первый петровский червонец. К сожалению, Андрей ненамного пережил старшего брата и скончался в 1731 году. Но зато оставил наследников, воспитанных в духе верности родовой чести и почитания исторических реликвий. Вот почему наследники — уже во времена Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны — продолжали приумножать нумизматическую часть апраксинских богатств. Так, благодаря Федору Андреевичу Апраксину, камергеру императрицы Анны Иоанновны, в коллекции появился и петербургский гривенник Иоанна Антоновича.

К сожалению, подробности жизнеописания ближайших потомков Андрея Матвеевича мне неизвестны. Конечно, жизнь сложна — браки, рождения детей, неизбежные разделы наследства… Но удивительно то, что коллекция всегда оставалась целостной. Вероятно, потомки Матвея Федоровича понимали: эту часть родового достояния разделять нельзя. Это не деньги, не сокровища, это — овеществленная трудами знаменитого предка частица истории России. Ее, как сказали бы сегодня, квант, «сердцевиной» которого является именно червонец 1701 года, монета, физически созданная благодаря усилиям одного из самых известных Апраксиных, вокруг которой концентрировались и другие нумизматические жемчужины.

Но, как хорошо известно, нумизматика не любит публичности и нарочитости. И вот сын Федора Андреевича — Матвей Федорович Апраксин в 1764–1768 годах строит в Москве, на Покровке, подальше от петербургской суеты, великолепный особняк (стоящий до сих пор!), который (это знали только посвященные) хранил и родовые реликвии, в том числе и апраксинский червонец.

Особняк сохранился до сегодняшних дней. На нем есть мемориальная доска, и любопытствующий прохожий может прочесть: «Усадьба Апраксиных-Трубецких. Главный дом. 1760е гг. В 1805–1811 гг. и в 1820е гг. усадьбу посещал поэт Александр Сергеевич Пушкин».

Дело в том, что Екатерина II, мягко говоря, «недолюбливала» Матвея Федоровича за его «слишком большую тягу к коммерции». Когда однажды М.Ф.Апраксин просил перевести его в купеческое сословие, раздраженная императрица с недоумением «не обратила внимания» на эту несуразную просьбу. Так что шаткое положение при дворе, да и действительно рискованные «коммерции» графа могли привести к потере не только «доброго имени», но и состояния. И кредиторы не посчитались бы с исторической значимостью нумизматического собрания Апраксиных — все могло уйти с молотка да в разные руки. Вот почему тайник на Покровке был совсем нелишним.

Как долго пребывал наш герой «со товарищи» в этой великолепной сокровищнице — неведомо. Но нельзя исключить, что при продаже дома в 1772 году князю Д.Ю.Трубецкому М.Ф.Апраксин как-то оговорил свое (и потомков своих) право вскрыть однажды «потаенную камору» и извлечь оттуда содержимое. Князь дал слово, и граф ему поверил: «Нет ничего важнее прибыли, но честь дороже прибыли». Так тогда не только говорили, но и думали, и действовали — не все, конечно, но, по крайней мере, было это настолько обычным, что удивление вызывало не соблюдение, а нарушение этого правила. Когда наступило это «однажды» в нашей истории — мне неизвестно. А интересует в этом вопросе одно — как далека от нас та ветвь мироздания, где «однажды» так и не наступило? И где та склейка исторических эпох, после которой стоило бы поискать в покровском особняке металлоискателем апраксинские сокровища? Может быть, вот в этих стенах?

Время, однако, шло своим чередом, и при сыне Матвея Федоровича — Федоре Матвеевиче (у Апраксиных было обычным называть детей по имени деда) — собрание пополнилось портретным павловским рублем. И это было достойным добавлением к петровскому червонцу.

Очередное значимое событие в судьбе собрания случается уже в следующем поколении Апраксиных, при Степане Федоровиче Апраксине, генерал-адъютанте и приближенном императора Николая I. Степан Федорович заслужил исключительно теплое к себе отношение со стороны Николая I после того, как в памятный день «возмущения» 14 декабря 1825 года его солдаты — а он командовал кавалергардским полком — не польстились на мятежные призывы, а послушно принесли присягу Государю Императору Николаю Павловичу. Благоволение императора было столь велико, что Степан Федорович был включен в «ближний круг» Николая Павловича как постоянный партнер императора за карточным столом. И вот однажды (опять это манящее для каждого коллекционера слово!), в декабре 1850 года, в четвертьвековой юбилей начала царствования, император решил разыграть один из «исторических курьезов» — константиновский рубль — в качестве награды тому, кто помог ему тогда, — и карточная удача повернулась лицом к Степану Федоровичу…



В поисках покупателя

В 1862 году Степан Федорович умер. Родовое наследство досталось его сыну — Антону Степановичу, тоже генералу, имевшему, однако, в отличие от отца, весьма печальный опыт командования. В 1861 году при подавлении бунта в селе Бездна по его приказу огнем «на поражение» было убито более 100 человек, за что Антон Степанович был заклеймен Герценом титулом «Бездненский». Последующее раскаяние в содеянном превратило графа в одного из крупнейших меценатов и жертвователей.

На его средства, между прочим, был построен знаменитый театр БДТ в Санкт-Петербурге, а когда в 1899 году он умер, в газете «Гражданин» появился некролог, где, в частности, говорилось: «Ему было свыше 80 лет, и издавна весь Петербург его знал, ибо везде кто-нибудь, в течение этого долгого ряда лет, встречал сгорбленного старика, очень бедно одетого, тихо и везде пешком идущего, с видом нищего, которому хотелось дать подаяние… Однако этот нищий… был владельцем многомиллионного состояния… Его давнишнее презрение к щегольству было одной из потребностей его оригинальной, но прекрасной души… Оказалось, что он деньги любил держать в руках для того, чтобы их тайно давать просящим…».

Семейная жизнь Антона Степановича не заладилась — его молодая жена Мария Дмитриевна, будучи сама из богатого старообрядческого купеческого рода Рахмановых, в деньгах не нуждалась, а почти тридцатилетний разрыв в возрасте с мужем оказался для обоих мучительным и тяжким. Любимая дочь умерла еще ребенком, а сын Степан, камер-юнкер, а позднее камергер, был человеком глупым и никудышным, так что мать стыдилась его, и он никогда не выходил к гостям.

И вот, понимая, что вместе с ним фактически прервется славная ветвь рода Апраксиных, Антон Степанович задумался о судьбе нумизматической коллекции. Сам он интереса к нумизматике не имел, но понимал — владеет поистине сокровищем. И понимал также, что только профессионалы могут и оценить по достоинству, и дать истинную жизнь этому уникальному собранию. Да и вырученные за коллекцию деньги были нелишними. В это время все свои свободные средства он вкладывал в построение гигантского аэростата собственной оригинальной конструкции. Разумеется, он не был «бедным энтузиастом» воздухоплавания в России, но даже его финансовых возможностей явно не хватало для задуманного им грандиозного проекта — построения гигантского (высота около 30 метров!) аэростата с кабиной на 10 человек, о котором журнал «Нива» писал в 1883 г., то есть еще в самом начале постройки аэростата: «Очень вероятно, что этот воздушный корабль даст возможность осуществить поездку к Северному полюсу. Если считать, что он будет двигаться со скоростью одного градуса широты в 6 часов, то из Петербурга можно достигнуть полюса в 7 с половиною дней. На все же полярное путешествие при шестидневном крейсировании вблизи полюса потребуется 21 день».

Очень жаль, что этим планам так и не суждено было сбыться. Но это выяснится только гораздо позже, а тогда, в середине 80-х годов, Антон Степанович был полон радужных планов и весьма деятельно изыскивал средства для их осуществления.

Не желая неизбежного объяснения с Марией Дмитриевной по поводу «чрезмерности» расходов на «чудачества», а тем более возможных сплетен «в обществе» о том, что он «транжирит деньги купцов Рахмановых, пользуясь молодостью и неопытностью жены», Антон Степанович решает тайно продать апраксинскую нумизматическую коллекцию, сложившуюся вокруг знаменитого червонца 1701 года. Условия продажи — неразглашение имени продавца и полная конфиденциальность информации о составе приобретенной коллекции. Задача оказалась весьма сложной, и несколько лет не удавалось найти достойного покупателя. Но Антон Степанович не торопил события.

У него пока доставало сил и средств продолжать свои воздухоплавательные эксперименты, да и на здоровье он, несмотря на преклонный возраст, не жаловался — надеялся еще и слетать к Северному полюсу. Но мыслей о дальнейшей судьбе родового нумизматического сокровища он не оставлял.



Коллекционер коллекций

И вот однажды, через свои коммерческие связи Антон Степанович узнаёт о том, что один из виднейших нумизматов того времени Павел Васильевич Зубов получил очень значительные средства после продажи в 1889 году оставшейся ему от отца красильной фабрики в Александрове. К тому же, к удовольствию Антона Степановича, Павел Васильевич был москвичом, а значит, в случае приобретения им коллекции ему будет легче удержаться от соблазна «дать утечку информации» в петербургскую среду, чего прежде всего опасался А.С.Апраксин. Да и «нумизматический профиль» П.В.Зубова идеально устраивал А.С.Апраксина.

В нумизматической среде Павла Васильевича называли «коллекционером коллекций». Операция была проведена блестяще — тайный визит Зубова в Санкт-Петербург, осмотр раритетов и быстрая сделка, условия которой конкретизировались тем, что историки и коллекционеры могли быть ознакомлены с описанием апраксинского собрания (но без упоминания о его происхождении!) не ранее чем через 5 лет после смерти Антона Степановича. Так и червонец, и многие его «собратья» по коллекции вернулись на «историческую родину» — в Москву.

Павел Васильевич выполнил все условия договора с Апраксиным. Несмотря на невероятный соблазн коллекционера — похвастать перед коллегами своими приобретениями, — взятое на себя обязательство сохранить все дело в тайне он почти не нарушил. О приобретенных им сокровищах Павел Васильевич сообщил под строгим секретом только Алексею Васильевичу Орешникову — выдающемуся нумизмату и близкому своему другу, а описывать коллекцию начал в 1904 году, ровно через 5 лет после смерти А.С.Апраксина. Орешников также сдержал свое слово твердо — ни о золотом Бориса Годунова, ни о петровском червонце 1701 года, ни о константиновском рубле никто от него не узнал.

Однако эта таинственность и отсутствие какой бы то ни было информации об апраксинском собрании в среде коллекционеров сыграли в судьбе этой коллекции роковую роль. После того как Павел Васильевич начал описывать драгоценное приобретение, с его рукописным текстом каким-то образом ознакомился некий «неизвестный злодей» (другого определения этому человеку я подобрать не могу!) и, не имея представления о совокупной ценности всей коллекции, но надеясь на то, что каждый экземпляр этого собрания по отдельности мог быть продан за весьма солидные деньги, украл наиболее ценное из нее… После 1911 года апраксинское собрание как единое целое перестало существовать.



***

…Что было дальше — мне неизвестно. Где скрывали похищенную драгоценность, кто ее хранил, почему вдруг она «всплыла» — неведомо. Но кажется, что не обошлось в новейшей истории апраксинского червонца без всепронизывающего ока и «длинных рук» разнообразных «специальных органов». Это — по опыту исследования многих коллекционных раритетов. Реквизиции, запасники, «закрытые распределители», «подарки», тайные сейфы, да и обыкновенное воровство — обычные при изучении новейшей истории культурных ценностей понятия. Но вот теперь, кажется, в жизни этого раритета снова наступила хотя и не публичная (не любит нумизматика публичности…), но легитимная пора. На аукционе «Гелос» 26 сентября 2003 года червонец «ушел» к новому, теперь абсолютно законному, хотя и анонимному владельцу (от его имени выступал дилер под номером 30) за скромную для такой вещи цену — 1 250 000 рублей. Очень хотелось бы, чтобы новый владелец «апраксинского» петровского червонца 1701 года учел печальный опыт договора А.С.Апраксина и П.В.Зубова и не создавал вокруг этой монеты информационного вакуума.
Суб header:  Нумизматика не любит публичности. Это обстоятельство сыграло роковую роль в истории апраксинского червонца 1701 года